В основном континентальная Европа смогла защитить заработную плату тех, кто сохранил работу. В 1994 г. девять стран Западной Европы имели значительно большую заработную плату, чем Соединенные Штаты, и две других – равную, хотя ни одна европейская страна не достигла уровня производительности труда в Соединенных Штатах; но им пришлось уплатить за это огромную цену в виде более высокой безработицы и потери рабочих мест (124) . Снижение заработной платы не распространялось здесь на всю рабочую силу: заработки были снижены до нуля для безработных. Вместо того, чтобы делить со всеми снижение своих заработков, как это происходит в Америке, европейцы, имеющие работу, делят свои доходы с безработными в форме высоких налогов, финансирующих весьма щедрую систему пособий по безработице. Если усреднить все платежи заработной платы в Европе и в Америке по всем работающим и безработным, то реальная заработная плата, как обнаруживается, начала убывать примерно в одно и то же время и, в грубом приближении, на столько нее – одни и те нее тектонические силы вызвали разные внешние проявления, но в конечном итоге аналогичные результаты.

И вот в этой системе можно заметить возникновение трещин (125) . Европейская комиссия регулярно публикует отчеты, показывающие необходимость изменений в европейской системе социального обеспечения, минимальной заработной плате, правительственного регулирования труда с неполным рабочим временем, пособий по безработице, прав профсоюзов и законов о продолжительности рабочего времени на предприятиях, с целью допустить большую «гибкость» в использовании рабочей силы. И хотя официальные лица не хотят это открыто признать, «гибкость» – это попросту кодовое обозначение для «снижения заработной платы» (126) . Если такая «гибкость» будет осуществлена, то есть все основания полагать, что европейская структура оплаты труда начнет очень быстро приближаться к американскому образцу. Когда в Соединенном Королевстве были отменены Советы по заработной плате, то у 40% работающих заработки в конце концов снизились ниже прежнего установленного законом минимума (127) .

В более коммунитарной форме капитализма, существующей в Японии, пока не замечаются ни снижение реальной заработной платы, как в Америке, ни рост безработицы, как в Европе. Япония, с ее гарантией пожизненной занятости, имеет по существу систему частного страхования по безработице. Вследствие этого японские компании держат в своих платежных ведомостях огромное число рабочих-бездельников. Даже японцы признают, что многим из этих рабочих просто нечего делать. Если людей, находящихся на этой частной системе страхования по безработице, прибавить к людям, официально признанным безработными, то получается, что около 10% японской рабочей силы составляют безработные – что ненамного ниже данных по Европейскому экономическому сообществу в целом (128) .

Хотя японская социальная система защитила своих рабочих от сил, причиняющих страдания рабочим всех промышленно развитых стран, за это пришлось уплатить тяжкую цену – в виде снижения доходности предприятий. По традиции японские фирмы получают меньшие доходы, чем какие-либо другие фирмы, а в первые четыре из 90-х годов японцы по существу имели «бесприбыльную» экономику. Фирмы, получавшие доходы, уравновешивали фирмы, которые несли потери. Но даже в японском варианте капитализма так не может продолжаться вечно. В японской деловой печати теперь много говорят о необходимости снижать заработную плату, чтобы сохранить конкурентоспособность, и приводят в пример фирмы, которые первыми стали переводить свое производство на заграничные базы, чтобы снизить расходы на заработную плату (129) .

Капитализм очень исправно следует за изменениями в доходах. Как только распределение доходов меняется, быстро происходит приспособление того, что продается, к тем, кому это продается. Маркетинг и производство сдвигаются в сторону групп, приобретающих покупательную способность, удаляясь от тех, кто ее теряет.

Такой сдвиг уже виден в розничной торговле. Все магазины среднего класса («Сирс», «Мейси», «Гимбелс» и т. д.). в последние пятнадцать лет встретились с экономическими трудностями, тогда как магазины высшего класса («Блумингдейл») и низшего класса («Уол-Март») все вполне благополучны. В среде розничной торговли 80-х и начала 90-х гг. выиграли те, кто способен извлекать преимущества из перемен в распределении покупательной способности. Те же, кто носил на себе слишком отчетливый отпечаток среднего класса – наилучшим примером этого является «Сирс», – в конечном счете не смогли переместиться по этой шкале ни вверх, ни вниз и оказались в тяжелом положении.

Этот сдвиг произошел не по той причине, что всеми магазинами среднего класса почему-то управляли идиоты, а на обоих концах спектра управляющими оказались гении. Просто становилось все меньше покупателей с доходами среднего класса – немногие из них перемещались по шкале вверх, по мере роста их доходов, а большинство перемещалось вниз, по мере убывания их доходов. Специалисты по рекламе иногда называют этот сдвиг «концом человека Мальборо» (130) .

В будущие десятилетия в тяжелом положении могут оказаться такие магазины, как «Уол-Март». Чтобы добиться таких успехов, как «Уол-Март», эти магазины должны быть хорошими, их конкуренты плохими и фундаментальные экономические силы должны быть на их стороне. Рынок магазинов «Уол-Марта» – это нижние 60% семей, и при нынешнем снижении заработков мужчин и женщин из этих семей их покупательная способность будет сокращаться. Никто не может продать больше тем, у кого становится меньше денег. Если доля розничных продаж в этом классе потребителей уже очень велика (как в случае «Уол-Марта»), то будет очень трудно компенсировать падение покупок на душу населения ростом доли продавца на этом рынке.

Если доходы на душу населения растут, а заработная плата убывает, то весь избыточный доход кому-нибудь достается. Как мы подробно покажем в главе 5, этот «кто-нибудь» – престарелые люди. За последние два десятилетия доля дохода, получаемая престарелыми людьми, удвоилась. Это они выигрывают в экономике. Это они будут в будущем управлять экономической системой.

Смещение покупательной способности к пожилым проявилось уже в большом экономическом успехе фирм, занятых организацией круизов. Круизы – это превосходный вид отдыха для пожилых людей, у которых много свободного времени, подвижность которых часто ограниченна, и которые во время отдыха иногда могут плохо себя чувствовать. В других видах промышленности развитие новой продукции будет подобным же образом ориентироваться на нужды пожилых граждан. Хорошим примером этого является возможность делать покупки, не выходя из дому, при помощи электронных средств.

С технической стороны, можно было бы завтра же закрыть все розничные магазины в Америке, и послезавтра все можно будет купить электронным путем. Что и в самом деле будут покупать электронным способом, зависит от того, какие американцы хотят делать покупки, совместив это желание с прогулкой в магазин, и какие американцы хотят попросту покупать. Ощущая это, владельцы торговых рядов занимаются теперь устройством специальных мест, где продаются продовольственные товары, площадок для развлечений, удобных мест для отдыха и для встреч и всеми другими способами поощряют людей проводить возле их лавок свое время. В конце концов, можно рассчитывать, что молодые люди захотят совместить свои покупки с общественным досугом, тогда как пожилые люди, с их ограниченной подвижностью, пожелают купить свою банку томатов с помощью телевизора. Рынок электронных покупок могут создать не компьютерные болваны, а пожилые люди. Но тогда надо иметь оборудование и процедуры, создающие для пожилых людей уютную обстановку.